Плюю в вечность крупнокалиберным снарядом
Встреча.
читать дальшеИлья изо всех сил пытался не заснуть, завороженно глядя на то, как из-под резца резво и весело выскакивает и закручивается в спираль металлическая стружка. И чего ей так весело?
Он переступил с ноги на ногу. Новая мозоль в тяжелых американских ботинках взвыла от боли. Зато сонливости, как не бывало. Он начал неуклюже перетаптываться, стоя в хлюпающей луже. За смену лед под ним успел подтаять и превратился в жидкую глиняную кашу. Илья был рослый, и потому ему не нужно было, как другим детям, вставать на деревянный ящик из-под патронов. Но роста все равно не хватало, и ему приходилось каждый раз приподниматься на цыпочках, чтобы установить болванку в токарный патрон, а потом снимать с него уже готовую обточенную деталь. Однако Илья не жаловался. Глядя на своих соседей, изможденных голодом подростков в несоразмерных бушлатах и шапках, вскарабкивающихся на свои шаткие ящики, он чувствовал себя почти взрослым.
Взбесившаяся стружка выпрыгнула из-под резца и прилетела Илье прямо в глаз. Илья вздрогнул, испуганно отмахнулся и вцепился в штурвал суппорта. Суппорт дошел до конечной точки и застыл на месте, монотонно завывая вращающимися валами.
Еще 11 таких же и… неужели все? Илья установил очередную деталь в патрон передней бабки, зафиксировал центр задней бабки и передвинул суппорт в исходную позицию. С тонким пронзительным дребезгом металл коснулся металла, и началась обточка.
Сегодня он обточил 70 деталей трех наименований. На каждую уходит примерно по 10 минут. Итого 12 часов работы. Двенадцать часов почти без отдыха. В обед (это и обедом-то назвать трудно — жидкая пшенная баланда и 300 граммов хлеба) приходил бригадир Борис Афанасьевич и сказал, что надо задержаться еще на смену. Надо, так надо. Илья сжал зубы и представил себе, что он человек-машина, который никогда не устает, и всегда готов стоять до конца ради победы над коварным врагом! Рядом шумно всосала в себя сопли дылда Люська. А Васюк, десятилетний синюшный мальчишка, собирающий железную стружку из-под станков в большое помятое ведро, тихо заплакал. У него мать больная лежит в холодном бараке и ждет его со смены. Илья потрепал мальца по плечу и уверил, что о ней позаботится его мама, когда придет с работы. А потом в порыве великодушия отломил ему ломоть от своего пайка, чтобы тот не плакал. Сейчас Илья жалел о своей щедрости. Лишние сто граммов хлеба были бы ему сейчас ой, как кстати.
Из распахнутых ворот соседнего пролета дуло студеным воздухом — составы с железной чушкой заходили в цех. Говорят, в самом начале оборудование по прибытии на место разгружали с платформ и ставили здесь же, в чистом поле, а люди работали прямо под открытым небом. Сейчас вокруг машин построили цеха, но зимой изо рта все равно шел пар и застывал в воздухе искрящимся снежным облаком.
Еще 5. Еще около часа. Только бы хватило сил. Ничего, сдюжим. Человек-машина никогда не устает!
Болванка вращалась, распуская свои железные бока в стружку. А стружка закручивалась в красивую спираль и пружинисто подпрыгивала, дразня своим танцем воспаленные остановившиеся глаза. Уже несколько месяцев ему не снилось ничего, кроме вращающихся на токарном станке болванок.
Станки в цеху стояли так близко друг к другу, что Илье отсюда было хорошо видно своих соседей, так же, как он обтачивающих детали. Работа шла бы гораздо веселее, если бы у них была возможность разговаривать друг с другом. Но шум машин, грохот составов и бурчание пустого желудка заглушали не то что голоса, но даже мысли в голове. Иногда Илье казалось, что во всем мире не осталось других звуков, кроме этого шума, который он слышал, казалось, даже во сне.
Вдруг какой-то пронзительный звук, тонкий, как комариный писк, возник где-то рядом и завис над ухом. Илья изумился, откуда здесь комары, тем более, в феврале? Секунду он вслушивался в этот писк, пытаясь определить его местоположение и цель. Звук постепенно нарастал, крепчал и вдруг незаметно потянул Илью за собой наружу, вниз по закрученной, как металлическая стружка трубе и наконец выбросил его в реальный мир, холодный и резко очерченный, где грохотали станки, и пахло солидолом, а под ногами расползалась холодная лужа.
Илья вздрогнул и проснулся ровно за секунду до того, как резец, дошедший до конца болванки, скользнул дальше и врезался в станину задней бабки. Собственно, он уже почти врезался — комариный писк резца возвестил ему об этом. Илья изо всех сил рванул рычаг привода и остановил станок. Дрожащими от испуга руками, он вынул обточку из захвата. Деталь оказалась испорчена. Он сточил больше, чем нужно, и чуть не поломал резец.
Кто-то ткнул его в бок. Илья обернулся, все еще держа в руках бракованную деталь. Это был Васюк со своим помятым ведром до половины наполненным металлической стружкой.
- Дай соберу, - сказал Васюк и полез под станок.
Илья отступил на шаг и глубоко вздохнул, отгоняя панику. Ничего страшного не произошло. Всего лишь загубил одну болванку. Бывало и хуже. Главное, снова не заснуть. Эх ты, человек-машина!
Еще 5.
***
Илья выпростал руку из-под одеяла и осадил разбушевавшийся будильник. Он медленно приходил в себя. Нет, ему не придется идти на завод. Сердце облегченно осело в груди. Стальная болванка еще на несколько секунд задержалась перед его внутренним взором, а после окончательно изгладилась из мыслей, уступив место другой, гораздо более приятной… Да! Вчера Ирина поцеловала его.
- Ты вставать будешь? - раздался недовольный голос матери.
Илья сладко потянулся и откинул одеяло. Мама была одета в свою любимую кофточку с брошкой и сейчас заканчивала укладывать волосы. Но прежде чем Илья успел что-то сказать, она скороговоркой произнесла, на ходу роясь в сумке:
- Завтрак на кухне. Поешь сам. Мне надо бежать. Господи, конец месяца, и у всех все горит, как будто только проснулись!
Илья не стал спорить (вчера он много выслушал от матери за разбитый нос), хотя ему и показалось, что замечание про аврал в конце месяца было добавлено специально для него. Когда мама ушла, он еще некоторое время смотрел в потолок, а потом начал медленно вставать. Медленно, словно нехотя, начал натягивать штаны и просовывать ноги в башмаки. Он не понимал, почему тянет время, использует любой повод, чтобы не выходить из комнаты и чутко прислушивается к шагам за дверью. А потом вспомнил, и сердце вновь обдало горячей волной. Ну конечно! Он боялся встретиться с ней. И в то же время хотел. Неужели это было только вчера?
Илья остановился посреди комнаты с рубашкой в руках. Он увидел свое отражение в мамином трюмо и подошел ближе. За последний год его тело, которое до этого росло только вверх, начало постепенно выправляться. Обозначилась линия плеч, грудная клетка заметно расширилась, руки уже не болтались по сторонам, как нитки. Однако мышцы все равно не поспевали за стремительным ростом костей. На лицо был худой торс с выпирающими из-под кожи ребрами, острые ключицы, длинная шея, и на этом фоне неожиданно резко выделяющиеся мышцы рук и живота. Илья знал, что с этим справится время, хорошее питание и тренировки, но для него это было слишком долго. Ему не терпелось вырасти, когда перестанут болеть кости, заходиться сердце, срываться голос, и мучить кошмары. Илья еще раз осмотрел себя в зеркале и начал натягивать рубашку.
Он взял из ящика чистое полотенце, зубную щетку и…. остановился перед дверью, как вкопанный. Ему показалось, что он услышал там ее голос. Нет, это просто смешно! Рогожских хулиганов не испугался, а тут сдрейфил. Илья глубоко вздохнул, ледяными руками открыл дверь и вышел в коридор, где его тут же чуть не сбил с ног мокрый и зареванный Ленька.
- Не хочу мыться! - гнусаво вопил он, прячась за сундуком.
За ним уже гналась мать, грозно размахивая полотенцем. Илья отступил вглубь, чтобы пропустить ее, и смело вышел в коридор. Он уверенно прошагал до поворота, где за углом уже виднелась заветная дверь в ванную, и даже успел успокоиться и обрадоваться тому, как хорошо он владеет собой. Но не успел он дойти до двери каких-то пары шагов, как прямо из-за поворота ему навстречу вышла Ирина с заварочным чайником в руках. Они чуть не столкнулись. Ирина успела отскочить, но несколько капель горячей заварки все-таки выплеснулось из носика, да прямо Илье на руку. Илья не подал вида. Ирина, кажется, не заметила.
- Ах, прости, - воскликнула она испуганно.
- Это вы меня простите, - пробормотал Илья, отступая назад.
Он с трудом поднял на ее глаза, будто на каждое веко ему подвесили по гире… И ничего не случилось. Ирина улыбнулась ему, как ни в чем не бывало, весело и приветливо, как улыбалась всем и всегда, и за что все ее так любили.
Они разошлись в разные стороны, и каждый пошел по своим делам.
***
Трофим все-таки выгнал их играть на поле, несмотря на обжигающе холодный ветер и сыплющуюся с неба мелкую снежную крупку. Все-таки начало ноября. Однако холодно было лишь первые десять минут, и когда после разминки началась игра, ребята забыли обо всем на свете, гоняясь за тяжелым кожаным мячом.
Илья был сегодня в ударе. Он обходил соперников одного за другим, дважды делал голевые передачи и один раз чуть не забил сам. После очередного штурма ворот раздосадованный непрерывными атаками вратарь выбросил мяч так далеко, что тот перелетел через все поле и, ударился о дальний борт стадиона во внеигровой зоне. Разгоряченный Илья ринулся за мячом. Он добежал до противоположного конца поля, подхватил мяч руками и вдруг краем глаза увидел за бортом странную темную фигуру. Какой-то мужчина в длинном плаще и в шляпе с папиросой в зубах внимательно наблюдал за игрой. Илья не сразу понял, что именно показалось ему странным в этом человеке. Многие люди приходили посмотреть на игру школьных команд, что в этом такого. Правда, сегодня для зрителей было, пожалуй, слишком холодно. Но в этот момент Илье некогда было думать о постороннем — он уже рвался в новую атаку.
После игры в раздевалке он, будто бы невзначай, спросил товарищей:
- Что там за мужик стоял в шляпе? Шпион что ли?
- А, этот, - после недолгой паузы кивнул Юрка Затейкин, - Да черт его знает. Он и в прошлый раз приходил, когда тебя не было, но скоро ушел. А теперь, гляди ж ты, до конца остался.
Володька Зайцев вдруг перестал одеваться, да так и застыл с одним носком в руках:
- Ребята! А вдруг это агент из Спартака или из ЦДКА? Пришел вербовать нас в профессиональную команду.
- Размечтался! - насмешливо бросил кто-то из-за дверцы шкафчика.
- Тогда почему он стоял за бортом? Подошел бы сразу к Трофимычу, - резонно рассудил Илья.
- А вдруг и правда шпион?
- Скажи еще маньяк!
И все засмеялись.
Вскоре загадка разрешилась. У выхода Илью окликнул тот самый человек в черном плаще и шляпе. Каково же было изумление Ильи, когда он узнал в нем Олега Кузнецова, отца Аленки. У Ильи до сих пор мурашки бежали по спине, когда он вспоминал его острый буравящий взгляд в тот вечер у тети Нины.
- Ты - Илья Курякин, я прав? - сказал он хриплым голосом, сверля Илью черными блестящими глазами.
Илья кивнул и почувствовал внезапную сухость во рту.
- Кузнецов. Помнишь меня? - сказал тот чуть более приветливо и протянул руку.
- Помню, - кивнул Илья и растеряно пожал протянутую руку. Рука была твердая и сухая, как дерево.
- Да не пугайся ты, не съем, - усмехнулся Олег, - Поговорить с тобой хочу. Пойдем, пройдемся до площади.
- Мне в другую сторону, - заартачился Илья, прикинув, что от площади до дома придется ехать на трамвае.
- Ну а мне в сторону площади. Так ты идешь?
Илье ничего не оставалось, как подчиниться. С одной стороны, ему было неловко перечить старшему, и в то же время, стало интересно, о чем таком хочет поговорить с ним этот серьезный человек, с которым он едва знаком.
Они уже прилично удалились от стадиона, а Кузнецов все молчал, отчего Илье становилось не по себе. В какой-то момент он подумал, что этот странный мужчина и в самом деле маньяк, над которым они так потешались в раздевалке. Илья рефлекторно нащупал в кармане бушлата кастет. Но тут Кузнецов остановился, запалил папиросу и, наконец, сказал:
- Быстро бегаешь. Любишь спорт?
- Угу, - коротко ответил Илья, не зная, что прибавить.
- Это хорошо. А учишься где?
- В 483-й, имени Кагановича.
- Это в Ковровом что ли? Хм, не особо.., - задумчиво, и, кажется, разочарованно пробормотал Кузнецов, но тут же спохватился, - Ну да ладно. Ты чем вообще по жизни хочешь заниматься?
Илья удивился вопросу и даже взглянул на Кузнецова, словно для того, чтобы проверить, не шутит ли он. Илья ожидал чего угодно, только не расспросов о жизненном пути комсомольца Курякина. И хуже всего было то, что отделаться дежурным ответом, вроде «летчиком» или «сталеваром» здесь не получится. Стоя под пристальным взглядом Олега Кузнецова, Илья понимал, что тот видит его насквозь, и потому ответил честно:
- Не знаю, еще не думал.
Кузнецов кивнул, словно не ожидал ничего другого.
- После школы куда пойдешь?
- В армию, наверное.
- Ну а после армии?
Илья задумался. Как любой советский юноша, он, конечно же, мечтал о великом будущем для себя и для своей страны, но никаких определенных планов не строил, поглощенный своими спортивными успехами и мечтами о женских прелестях. Он пожал плечами:
- Если в футбольную команду не отберут, то в училище.
- В училище.., - презрительно скривил губы Кузнецов, - А потом на завод болты точить?
Илье стало обидно.
- Я работы не боюсь. Я в Войну в Куйбышеве целый год точил — и ничего.
- Молодец, молодец, - примирительно покивал Кузнецов, - Но, как я понял, конкретных планов на жизнь у тебя нет.
Илье начали надоедать эти наводящие вопросы. Он гордо расправил плечи, мимоходом отметив про себя, что ростом он почти с Кузнецова, и в дальнейшем наверняка обгонит его, и громко сказал:
- Приносить пользу Родине — вот мой план!
- Это похвально, - удовлетворенно кивнул Кузнецов и вдруг остановился посреди тротуара под уличным фонарем. Он посмотрел на Илью в упор, и губы его растянулись в какой-то зловещей улыбке, - А то ведь будет жаль, если такой славный парень пропадет без толку.
Илья поежился. Взгляд у Кузнецова был такой, будто он знал про Илью что-то, о чем тот еще сам не догадывался.
- Я не собираюсь пропадать без толку. С чего вы взяли? - возмутился Илья, впрочем не очень рьяно.
Кузнецов молчал. Он прикуривал новую папиросу и, казалось, не спешил. Он стоял под фонарем, но при этом почти полностью оставался в тени, предоставляя лампе светить Илье прямо в лицо. Наконец, выждав паузу, достаточную для того, чтобы довести собеседника до состояния легкой паники, Кузнецов сделал несколько затяжек и спросил спокойно:
- Тебе знаком некий Мыльников Александр Феликсович?
В первую секунду Илья хотел ответить, что нет, никакого Мыльникова он не знает и знать не хочет, и что хорошо бы ему, Олегу Кузнецову, перестать играть с ним в кошки-мышки, и прямо сказать, что ему от него надо. Но в следующую секунду, его память вытолкнула из глубины сознания на поверхность некий образ, некое отдаленное созвучие, которое тут же оформилось на языке в знакомое имя:
- Санька Мыло? - воскликнул Илья.
- Он самый.
- Причем тут он?
Кузнецов подождал, пока мимо пройдут прохожие, после чего подошел к Илье вплотную и сказал так, чтобы слышал только он:
- Тебя видели с ним в трущобах. Что ты там делал?
Илья раскрыл рот, да так и застыл, не зная, что сказать. Он знал, что ни в чем не виноват, но в то же время было чувство, что его приперли к стенке. Соврать, что он там не был было уже невозможно, да он бы и не смог соврать так, чтобы грозный инквизитор ему поверил. Рассказать всю историю про отцовские часы он тоже не мог… Ну, просто не мог и все. Это было только его личное и ничье больше. Однако и предстать перед Кузнецовым подельником Саньки Мыло Илье категорически не хотелось. Фонарь слепил глаза и мешал сосредоточиться. Мысль бешено металась в поисках ответа, но в результате выдала лишь грубое и беспомощное:
- Не ваше дело!
- Увы, мое, - развел руками Кузнецов и достал из кармана удостоверение сотрудника МУРа*.
У Ильи глаза на лоб полезли. Так вот в каких органах работает Аленкин папа! И тут, несмотря на холод, Илье стало жарко. А Кузнецов спрятал удостоверение и, держа Илью в прицеле своих глаз, повторил еще тише, чем в первый раз:
- Так что ты там делал? Краденое сбывал?
- Что? Я не…
- Твоему отцу бы это не понравилось, - добавил он с сатанинской улыбкой.
Слова ударили прямо в сердце и застряли там осколками снаряда. Илья, до сих пор судорожно пытавшийся найти правильное объяснение своему поступку, подобрать слова, способные удовлетворить строгого судью, вдруг мысленно оступился, сорвался и полетел в пропасть. Красная пелена поднялась, заклокотала в груди, грозя затопить собой весь белый свет, и смирить ее не было возможности. Илья знал, что еще секунда, и он не выдержит. Он сжал в кулаке кастет, да так, что острые края впились в одеревеневшие пальцы. В такие минуты только боль могла отрезвить его и отогнать кровавую пелену. Еще секунду он колебался, а потом разжал руку.
- Да как вы смеете! - проговорил он шепотом, почти беззвучно.
Кажется именно этот шепот подействовал на Кузнецова сильнее всего. Он скользнул взглядом за рукой Ильи и на лице его появилось озабоченное выражение. Кузнецов сделал успокаивающее движение:
- Ну, ну, парень. Послушай...
- Не буду я вас слушать. Идите вы…!
Илья не знал, что он говорит и как выглядит. Он ненавидел этого человека, и вложил в свои слова всю ненависть, на которую был способен. Он резко повернулся, чтобы уйти туда, откуда они пришли, и тут...
- Илья, ну ты чего? Перестань.
Он ощутил сухую твердую ладонь у себя на запястье. Кузнецов держал его за руку крепко, но совсем не агрессивно, а так, будто хотел привлечь его внимание. И взгляд его сразу смягчился и поблек. Он видимо понял, что перегнул палку.
- Ну прости меня. Ишь ты, какой вспыльчивый. Задел-таки я тебя за живое, а? Это хорошо. Считай, что проверку ты прошел.
- Какую проверку? Чего вам от меня надо? - в отчаянии воскликнул Илья.
- Мне нужна твоя помощь, Илья. Да, да, помощь, - повторил Кузнецов в ответ на его непонимающий взгляд.
Он все еще не выпускал его руку, опасаясь, что тот убежит. Потом кивнул на дорогу, и они снова пошли по улице, а Кузнецов тем временем продолжал говорить:
- Ты не обижайся на меня. Это все работа, чтоб ее. Мне нужно было сначала проверить, могу ли я тебе доверять. Но ты молодец. А теперь к делу. Понимаешь, этот Мыльников меня сам по себе не интересует. По нему и так тюрьма плачет — ясно, как день. Ты спросишь, почему я тогда не арестую его? А потому, что он мне нужен на свободе. Как ты уже, наверняка, знаешь, Мыльников сбывает краденое одному бандиту где-то в здешних трущобах.
«Щуке», - пронеслось в голове у Ильи.
- Наши ребята этого бандита уже который месяц ищут, да видно не там. Один муровец даже пулю словил при исполнении. В общем, этот бандит у нас, как кость в горле. Так вот я хочу спросить тебя, может ты что-то слышал или видел, когда бывал там? Может этот Мыльников тебе о чем-нибудь проболтался?
Илья некоторое время смотрел на Кузнецова и не мог поверить, что весь этот спектакль был разыгран лишь для того, чтобы спросить, знает ли он что-нибудь о темных делишках хулигана. На самом деле Илья знал, где бывает Мыло. С его слов Щука со своей бандой затаился где-то недалеко от заложенного кирпичом двора. Илья мог бы назвать это место. Но пережитая обида все еще не отпускала его. Слишком резкий переход от «плохого» милиционера к «хорошему» подорвал доверие.
- Нет, он ничего мне не говорил, - сказал Илья, стараясь не смотреть на Кузнецова.
Они прошли еще несколько метров. Кузнецов запалил новую папиросу и тяжело вздохнул. Видимо, разговор с Ильей давался ему не менее трудно. Наконец, он сказал:
- Послушай, Илья. Я не знал твоего отца лично, но уверен, что он бы гордился тобой, если бы ты помог нам в этом деле. Поверь мне, мальчик мой, это большое, нужное дело. Ты же сам говорил, что хочешь служить Родине. Теперь у тебя есть такая возможность. Ты сможешь принести пользу. Ты способный, но способности нужно развивать. Если все будет хорошо, то после окончания школы, я помогу тебе…
- Олег Иванович, - сказал Илья, впервые назвав Кузнецова по имени-отчеству, - Вы ведь прекрасно знаете, что я — сын врага народа. Зачем вы хотите помогать мне?
- Зачем? - задумчиво повторил Кузнецов, жуя папиросу, - Скажем так: ты мне нравишься. Видно, что у тебя все в порядке здесь и здесь, - Кузнецов попеременно приложил руку к голове и к груди. А потом тихо, словно через силу, проговорил куда-то в сторону, - Если честно, я всегда мечтал о сыне, но как-то не довелось… А ты… Ты такой, как надо.
Кузнецов тяжело и обреченно вздохнул, будто несбывшаяся мечта о сыне по-особому терзала его сердце. Илья же подумал, что, пожалуй, не хотел бы быть его сыном. Бедная Аленка. Каково ей с таким папашей?
- Ты подумай, - прибавил Кузнецов, - Это ведь не только мне нужно.
- Хотите сказать, что это нужно мне?
- Сам смотри. Доказав верность Родине, ты искупишь позорный приговор отца.
Илья не нашелся, что ответить. В словах Кузнецова был резон, но сейчас Илья не мог правильно оценить этот совет, и потому промолчал.
Он дошли до небольшой развилки, за которой начинался сквер, а за ним еще пара кварталов и площадь. Кузнецов повернулся к Илье и сказал:
- Оставляю тебя с просьбой. Если ты хоть что-нибудь услышишь об этом деле, позвони мне. Звони в любое время. Можешь даже прийти домой, если что-то важное. Договорились? Ну вот и славно. Мы пришли.
- Как пришли? Но до площади еще далеко.
- С чего ты взял, что мне надо на площадь?
Тут из-за поворота вывернул черный автомобиль и остановился прямо перед ними. Кузнецов кивнул Илье на прощание, и, не говоря ни слова, сел в машину и захлопнул дверь. Машина тронулась, обдав стоящего на тротуаре Илью клубом пахучего бензинового выхлопа.
Когда черный автомобиль скрылся из вида, Илья поправил на плече сумку и повернул назад.
* Я знаю, что Московский уголовный розыск — не КГБ. Но ведь и год на дворе всего лишь 1947, так что до 1963-го наши герои еще сто раз успеют поменять место работы. В конечном счете, и милиция, и ГБ — суть подразделения НКВД.
читать дальшеИлья изо всех сил пытался не заснуть, завороженно глядя на то, как из-под резца резво и весело выскакивает и закручивается в спираль металлическая стружка. И чего ей так весело?
Он переступил с ноги на ногу. Новая мозоль в тяжелых американских ботинках взвыла от боли. Зато сонливости, как не бывало. Он начал неуклюже перетаптываться, стоя в хлюпающей луже. За смену лед под ним успел подтаять и превратился в жидкую глиняную кашу. Илья был рослый, и потому ему не нужно было, как другим детям, вставать на деревянный ящик из-под патронов. Но роста все равно не хватало, и ему приходилось каждый раз приподниматься на цыпочках, чтобы установить болванку в токарный патрон, а потом снимать с него уже готовую обточенную деталь. Однако Илья не жаловался. Глядя на своих соседей, изможденных голодом подростков в несоразмерных бушлатах и шапках, вскарабкивающихся на свои шаткие ящики, он чувствовал себя почти взрослым.
Взбесившаяся стружка выпрыгнула из-под резца и прилетела Илье прямо в глаз. Илья вздрогнул, испуганно отмахнулся и вцепился в штурвал суппорта. Суппорт дошел до конечной точки и застыл на месте, монотонно завывая вращающимися валами.
Еще 11 таких же и… неужели все? Илья установил очередную деталь в патрон передней бабки, зафиксировал центр задней бабки и передвинул суппорт в исходную позицию. С тонким пронзительным дребезгом металл коснулся металла, и началась обточка.
Сегодня он обточил 70 деталей трех наименований. На каждую уходит примерно по 10 минут. Итого 12 часов работы. Двенадцать часов почти без отдыха. В обед (это и обедом-то назвать трудно — жидкая пшенная баланда и 300 граммов хлеба) приходил бригадир Борис Афанасьевич и сказал, что надо задержаться еще на смену. Надо, так надо. Илья сжал зубы и представил себе, что он человек-машина, который никогда не устает, и всегда готов стоять до конца ради победы над коварным врагом! Рядом шумно всосала в себя сопли дылда Люська. А Васюк, десятилетний синюшный мальчишка, собирающий железную стружку из-под станков в большое помятое ведро, тихо заплакал. У него мать больная лежит в холодном бараке и ждет его со смены. Илья потрепал мальца по плечу и уверил, что о ней позаботится его мама, когда придет с работы. А потом в порыве великодушия отломил ему ломоть от своего пайка, чтобы тот не плакал. Сейчас Илья жалел о своей щедрости. Лишние сто граммов хлеба были бы ему сейчас ой, как кстати.
Из распахнутых ворот соседнего пролета дуло студеным воздухом — составы с железной чушкой заходили в цех. Говорят, в самом начале оборудование по прибытии на место разгружали с платформ и ставили здесь же, в чистом поле, а люди работали прямо под открытым небом. Сейчас вокруг машин построили цеха, но зимой изо рта все равно шел пар и застывал в воздухе искрящимся снежным облаком.
Еще 5. Еще около часа. Только бы хватило сил. Ничего, сдюжим. Человек-машина никогда не устает!
Болванка вращалась, распуская свои железные бока в стружку. А стружка закручивалась в красивую спираль и пружинисто подпрыгивала, дразня своим танцем воспаленные остановившиеся глаза. Уже несколько месяцев ему не снилось ничего, кроме вращающихся на токарном станке болванок.
Станки в цеху стояли так близко друг к другу, что Илье отсюда было хорошо видно своих соседей, так же, как он обтачивающих детали. Работа шла бы гораздо веселее, если бы у них была возможность разговаривать друг с другом. Но шум машин, грохот составов и бурчание пустого желудка заглушали не то что голоса, но даже мысли в голове. Иногда Илье казалось, что во всем мире не осталось других звуков, кроме этого шума, который он слышал, казалось, даже во сне.
Вдруг какой-то пронзительный звук, тонкий, как комариный писк, возник где-то рядом и завис над ухом. Илья изумился, откуда здесь комары, тем более, в феврале? Секунду он вслушивался в этот писк, пытаясь определить его местоположение и цель. Звук постепенно нарастал, крепчал и вдруг незаметно потянул Илью за собой наружу, вниз по закрученной, как металлическая стружка трубе и наконец выбросил его в реальный мир, холодный и резко очерченный, где грохотали станки, и пахло солидолом, а под ногами расползалась холодная лужа.
Илья вздрогнул и проснулся ровно за секунду до того, как резец, дошедший до конца болванки, скользнул дальше и врезался в станину задней бабки. Собственно, он уже почти врезался — комариный писк резца возвестил ему об этом. Илья изо всех сил рванул рычаг привода и остановил станок. Дрожащими от испуга руками, он вынул обточку из захвата. Деталь оказалась испорчена. Он сточил больше, чем нужно, и чуть не поломал резец.
Кто-то ткнул его в бок. Илья обернулся, все еще держа в руках бракованную деталь. Это был Васюк со своим помятым ведром до половины наполненным металлической стружкой.
- Дай соберу, - сказал Васюк и полез под станок.
Илья отступил на шаг и глубоко вздохнул, отгоняя панику. Ничего страшного не произошло. Всего лишь загубил одну болванку. Бывало и хуже. Главное, снова не заснуть. Эх ты, человек-машина!
Еще 5.
***
Илья выпростал руку из-под одеяла и осадил разбушевавшийся будильник. Он медленно приходил в себя. Нет, ему не придется идти на завод. Сердце облегченно осело в груди. Стальная болванка еще на несколько секунд задержалась перед его внутренним взором, а после окончательно изгладилась из мыслей, уступив место другой, гораздо более приятной… Да! Вчера Ирина поцеловала его.
- Ты вставать будешь? - раздался недовольный голос матери.
Илья сладко потянулся и откинул одеяло. Мама была одета в свою любимую кофточку с брошкой и сейчас заканчивала укладывать волосы. Но прежде чем Илья успел что-то сказать, она скороговоркой произнесла, на ходу роясь в сумке:
- Завтрак на кухне. Поешь сам. Мне надо бежать. Господи, конец месяца, и у всех все горит, как будто только проснулись!
Илья не стал спорить (вчера он много выслушал от матери за разбитый нос), хотя ему и показалось, что замечание про аврал в конце месяца было добавлено специально для него. Когда мама ушла, он еще некоторое время смотрел в потолок, а потом начал медленно вставать. Медленно, словно нехотя, начал натягивать штаны и просовывать ноги в башмаки. Он не понимал, почему тянет время, использует любой повод, чтобы не выходить из комнаты и чутко прислушивается к шагам за дверью. А потом вспомнил, и сердце вновь обдало горячей волной. Ну конечно! Он боялся встретиться с ней. И в то же время хотел. Неужели это было только вчера?
Илья остановился посреди комнаты с рубашкой в руках. Он увидел свое отражение в мамином трюмо и подошел ближе. За последний год его тело, которое до этого росло только вверх, начало постепенно выправляться. Обозначилась линия плеч, грудная клетка заметно расширилась, руки уже не болтались по сторонам, как нитки. Однако мышцы все равно не поспевали за стремительным ростом костей. На лицо был худой торс с выпирающими из-под кожи ребрами, острые ключицы, длинная шея, и на этом фоне неожиданно резко выделяющиеся мышцы рук и живота. Илья знал, что с этим справится время, хорошее питание и тренировки, но для него это было слишком долго. Ему не терпелось вырасти, когда перестанут болеть кости, заходиться сердце, срываться голос, и мучить кошмары. Илья еще раз осмотрел себя в зеркале и начал натягивать рубашку.
Он взял из ящика чистое полотенце, зубную щетку и…. остановился перед дверью, как вкопанный. Ему показалось, что он услышал там ее голос. Нет, это просто смешно! Рогожских хулиганов не испугался, а тут сдрейфил. Илья глубоко вздохнул, ледяными руками открыл дверь и вышел в коридор, где его тут же чуть не сбил с ног мокрый и зареванный Ленька.
- Не хочу мыться! - гнусаво вопил он, прячась за сундуком.
За ним уже гналась мать, грозно размахивая полотенцем. Илья отступил вглубь, чтобы пропустить ее, и смело вышел в коридор. Он уверенно прошагал до поворота, где за углом уже виднелась заветная дверь в ванную, и даже успел успокоиться и обрадоваться тому, как хорошо он владеет собой. Но не успел он дойти до двери каких-то пары шагов, как прямо из-за поворота ему навстречу вышла Ирина с заварочным чайником в руках. Они чуть не столкнулись. Ирина успела отскочить, но несколько капель горячей заварки все-таки выплеснулось из носика, да прямо Илье на руку. Илья не подал вида. Ирина, кажется, не заметила.
- Ах, прости, - воскликнула она испуганно.
- Это вы меня простите, - пробормотал Илья, отступая назад.
Он с трудом поднял на ее глаза, будто на каждое веко ему подвесили по гире… И ничего не случилось. Ирина улыбнулась ему, как ни в чем не бывало, весело и приветливо, как улыбалась всем и всегда, и за что все ее так любили.
Они разошлись в разные стороны, и каждый пошел по своим делам.
***
Трофим все-таки выгнал их играть на поле, несмотря на обжигающе холодный ветер и сыплющуюся с неба мелкую снежную крупку. Все-таки начало ноября. Однако холодно было лишь первые десять минут, и когда после разминки началась игра, ребята забыли обо всем на свете, гоняясь за тяжелым кожаным мячом.
Илья был сегодня в ударе. Он обходил соперников одного за другим, дважды делал голевые передачи и один раз чуть не забил сам. После очередного штурма ворот раздосадованный непрерывными атаками вратарь выбросил мяч так далеко, что тот перелетел через все поле и, ударился о дальний борт стадиона во внеигровой зоне. Разгоряченный Илья ринулся за мячом. Он добежал до противоположного конца поля, подхватил мяч руками и вдруг краем глаза увидел за бортом странную темную фигуру. Какой-то мужчина в длинном плаще и в шляпе с папиросой в зубах внимательно наблюдал за игрой. Илья не сразу понял, что именно показалось ему странным в этом человеке. Многие люди приходили посмотреть на игру школьных команд, что в этом такого. Правда, сегодня для зрителей было, пожалуй, слишком холодно. Но в этот момент Илье некогда было думать о постороннем — он уже рвался в новую атаку.
После игры в раздевалке он, будто бы невзначай, спросил товарищей:
- Что там за мужик стоял в шляпе? Шпион что ли?
- А, этот, - после недолгой паузы кивнул Юрка Затейкин, - Да черт его знает. Он и в прошлый раз приходил, когда тебя не было, но скоро ушел. А теперь, гляди ж ты, до конца остался.
Володька Зайцев вдруг перестал одеваться, да так и застыл с одним носком в руках:
- Ребята! А вдруг это агент из Спартака или из ЦДКА? Пришел вербовать нас в профессиональную команду.
- Размечтался! - насмешливо бросил кто-то из-за дверцы шкафчика.
- Тогда почему он стоял за бортом? Подошел бы сразу к Трофимычу, - резонно рассудил Илья.
- А вдруг и правда шпион?
- Скажи еще маньяк!
И все засмеялись.
Вскоре загадка разрешилась. У выхода Илью окликнул тот самый человек в черном плаще и шляпе. Каково же было изумление Ильи, когда он узнал в нем Олега Кузнецова, отца Аленки. У Ильи до сих пор мурашки бежали по спине, когда он вспоминал его острый буравящий взгляд в тот вечер у тети Нины.
- Ты - Илья Курякин, я прав? - сказал он хриплым голосом, сверля Илью черными блестящими глазами.
Илья кивнул и почувствовал внезапную сухость во рту.
- Кузнецов. Помнишь меня? - сказал тот чуть более приветливо и протянул руку.
- Помню, - кивнул Илья и растеряно пожал протянутую руку. Рука была твердая и сухая, как дерево.
- Да не пугайся ты, не съем, - усмехнулся Олег, - Поговорить с тобой хочу. Пойдем, пройдемся до площади.
- Мне в другую сторону, - заартачился Илья, прикинув, что от площади до дома придется ехать на трамвае.
- Ну а мне в сторону площади. Так ты идешь?
Илье ничего не оставалось, как подчиниться. С одной стороны, ему было неловко перечить старшему, и в то же время, стало интересно, о чем таком хочет поговорить с ним этот серьезный человек, с которым он едва знаком.
Они уже прилично удалились от стадиона, а Кузнецов все молчал, отчего Илье становилось не по себе. В какой-то момент он подумал, что этот странный мужчина и в самом деле маньяк, над которым они так потешались в раздевалке. Илья рефлекторно нащупал в кармане бушлата кастет. Но тут Кузнецов остановился, запалил папиросу и, наконец, сказал:
- Быстро бегаешь. Любишь спорт?
- Угу, - коротко ответил Илья, не зная, что прибавить.
- Это хорошо. А учишься где?
- В 483-й, имени Кагановича.
- Это в Ковровом что ли? Хм, не особо.., - задумчиво, и, кажется, разочарованно пробормотал Кузнецов, но тут же спохватился, - Ну да ладно. Ты чем вообще по жизни хочешь заниматься?
Илья удивился вопросу и даже взглянул на Кузнецова, словно для того, чтобы проверить, не шутит ли он. Илья ожидал чего угодно, только не расспросов о жизненном пути комсомольца Курякина. И хуже всего было то, что отделаться дежурным ответом, вроде «летчиком» или «сталеваром» здесь не получится. Стоя под пристальным взглядом Олега Кузнецова, Илья понимал, что тот видит его насквозь, и потому ответил честно:
- Не знаю, еще не думал.
Кузнецов кивнул, словно не ожидал ничего другого.
- После школы куда пойдешь?
- В армию, наверное.
- Ну а после армии?
Илья задумался. Как любой советский юноша, он, конечно же, мечтал о великом будущем для себя и для своей страны, но никаких определенных планов не строил, поглощенный своими спортивными успехами и мечтами о женских прелестях. Он пожал плечами:
- Если в футбольную команду не отберут, то в училище.
- В училище.., - презрительно скривил губы Кузнецов, - А потом на завод болты точить?
Илье стало обидно.
- Я работы не боюсь. Я в Войну в Куйбышеве целый год точил — и ничего.
- Молодец, молодец, - примирительно покивал Кузнецов, - Но, как я понял, конкретных планов на жизнь у тебя нет.
Илье начали надоедать эти наводящие вопросы. Он гордо расправил плечи, мимоходом отметив про себя, что ростом он почти с Кузнецова, и в дальнейшем наверняка обгонит его, и громко сказал:
- Приносить пользу Родине — вот мой план!
- Это похвально, - удовлетворенно кивнул Кузнецов и вдруг остановился посреди тротуара под уличным фонарем. Он посмотрел на Илью в упор, и губы его растянулись в какой-то зловещей улыбке, - А то ведь будет жаль, если такой славный парень пропадет без толку.
Илья поежился. Взгляд у Кузнецова был такой, будто он знал про Илью что-то, о чем тот еще сам не догадывался.
- Я не собираюсь пропадать без толку. С чего вы взяли? - возмутился Илья, впрочем не очень рьяно.
Кузнецов молчал. Он прикуривал новую папиросу и, казалось, не спешил. Он стоял под фонарем, но при этом почти полностью оставался в тени, предоставляя лампе светить Илье прямо в лицо. Наконец, выждав паузу, достаточную для того, чтобы довести собеседника до состояния легкой паники, Кузнецов сделал несколько затяжек и спросил спокойно:
- Тебе знаком некий Мыльников Александр Феликсович?
В первую секунду Илья хотел ответить, что нет, никакого Мыльникова он не знает и знать не хочет, и что хорошо бы ему, Олегу Кузнецову, перестать играть с ним в кошки-мышки, и прямо сказать, что ему от него надо. Но в следующую секунду, его память вытолкнула из глубины сознания на поверхность некий образ, некое отдаленное созвучие, которое тут же оформилось на языке в знакомое имя:
- Санька Мыло? - воскликнул Илья.
- Он самый.
- Причем тут он?
Кузнецов подождал, пока мимо пройдут прохожие, после чего подошел к Илье вплотную и сказал так, чтобы слышал только он:
- Тебя видели с ним в трущобах. Что ты там делал?
Илья раскрыл рот, да так и застыл, не зная, что сказать. Он знал, что ни в чем не виноват, но в то же время было чувство, что его приперли к стенке. Соврать, что он там не был было уже невозможно, да он бы и не смог соврать так, чтобы грозный инквизитор ему поверил. Рассказать всю историю про отцовские часы он тоже не мог… Ну, просто не мог и все. Это было только его личное и ничье больше. Однако и предстать перед Кузнецовым подельником Саньки Мыло Илье категорически не хотелось. Фонарь слепил глаза и мешал сосредоточиться. Мысль бешено металась в поисках ответа, но в результате выдала лишь грубое и беспомощное:
- Не ваше дело!
- Увы, мое, - развел руками Кузнецов и достал из кармана удостоверение сотрудника МУРа*.
У Ильи глаза на лоб полезли. Так вот в каких органах работает Аленкин папа! И тут, несмотря на холод, Илье стало жарко. А Кузнецов спрятал удостоверение и, держа Илью в прицеле своих глаз, повторил еще тише, чем в первый раз:
- Так что ты там делал? Краденое сбывал?
- Что? Я не…
- Твоему отцу бы это не понравилось, - добавил он с сатанинской улыбкой.
Слова ударили прямо в сердце и застряли там осколками снаряда. Илья, до сих пор судорожно пытавшийся найти правильное объяснение своему поступку, подобрать слова, способные удовлетворить строгого судью, вдруг мысленно оступился, сорвался и полетел в пропасть. Красная пелена поднялась, заклокотала в груди, грозя затопить собой весь белый свет, и смирить ее не было возможности. Илья знал, что еще секунда, и он не выдержит. Он сжал в кулаке кастет, да так, что острые края впились в одеревеневшие пальцы. В такие минуты только боль могла отрезвить его и отогнать кровавую пелену. Еще секунду он колебался, а потом разжал руку.
- Да как вы смеете! - проговорил он шепотом, почти беззвучно.
Кажется именно этот шепот подействовал на Кузнецова сильнее всего. Он скользнул взглядом за рукой Ильи и на лице его появилось озабоченное выражение. Кузнецов сделал успокаивающее движение:
- Ну, ну, парень. Послушай...
- Не буду я вас слушать. Идите вы…!
Илья не знал, что он говорит и как выглядит. Он ненавидел этого человека, и вложил в свои слова всю ненависть, на которую был способен. Он резко повернулся, чтобы уйти туда, откуда они пришли, и тут...
- Илья, ну ты чего? Перестань.
Он ощутил сухую твердую ладонь у себя на запястье. Кузнецов держал его за руку крепко, но совсем не агрессивно, а так, будто хотел привлечь его внимание. И взгляд его сразу смягчился и поблек. Он видимо понял, что перегнул палку.
- Ну прости меня. Ишь ты, какой вспыльчивый. Задел-таки я тебя за живое, а? Это хорошо. Считай, что проверку ты прошел.
- Какую проверку? Чего вам от меня надо? - в отчаянии воскликнул Илья.
- Мне нужна твоя помощь, Илья. Да, да, помощь, - повторил Кузнецов в ответ на его непонимающий взгляд.
Он все еще не выпускал его руку, опасаясь, что тот убежит. Потом кивнул на дорогу, и они снова пошли по улице, а Кузнецов тем временем продолжал говорить:
- Ты не обижайся на меня. Это все работа, чтоб ее. Мне нужно было сначала проверить, могу ли я тебе доверять. Но ты молодец. А теперь к делу. Понимаешь, этот Мыльников меня сам по себе не интересует. По нему и так тюрьма плачет — ясно, как день. Ты спросишь, почему я тогда не арестую его? А потому, что он мне нужен на свободе. Как ты уже, наверняка, знаешь, Мыльников сбывает краденое одному бандиту где-то в здешних трущобах.
«Щуке», - пронеслось в голове у Ильи.
- Наши ребята этого бандита уже который месяц ищут, да видно не там. Один муровец даже пулю словил при исполнении. В общем, этот бандит у нас, как кость в горле. Так вот я хочу спросить тебя, может ты что-то слышал или видел, когда бывал там? Может этот Мыльников тебе о чем-нибудь проболтался?
Илья некоторое время смотрел на Кузнецова и не мог поверить, что весь этот спектакль был разыгран лишь для того, чтобы спросить, знает ли он что-нибудь о темных делишках хулигана. На самом деле Илья знал, где бывает Мыло. С его слов Щука со своей бандой затаился где-то недалеко от заложенного кирпичом двора. Илья мог бы назвать это место. Но пережитая обида все еще не отпускала его. Слишком резкий переход от «плохого» милиционера к «хорошему» подорвал доверие.
- Нет, он ничего мне не говорил, - сказал Илья, стараясь не смотреть на Кузнецова.
Они прошли еще несколько метров. Кузнецов запалил новую папиросу и тяжело вздохнул. Видимо, разговор с Ильей давался ему не менее трудно. Наконец, он сказал:
- Послушай, Илья. Я не знал твоего отца лично, но уверен, что он бы гордился тобой, если бы ты помог нам в этом деле. Поверь мне, мальчик мой, это большое, нужное дело. Ты же сам говорил, что хочешь служить Родине. Теперь у тебя есть такая возможность. Ты сможешь принести пользу. Ты способный, но способности нужно развивать. Если все будет хорошо, то после окончания школы, я помогу тебе…
- Олег Иванович, - сказал Илья, впервые назвав Кузнецова по имени-отчеству, - Вы ведь прекрасно знаете, что я — сын врага народа. Зачем вы хотите помогать мне?
- Зачем? - задумчиво повторил Кузнецов, жуя папиросу, - Скажем так: ты мне нравишься. Видно, что у тебя все в порядке здесь и здесь, - Кузнецов попеременно приложил руку к голове и к груди. А потом тихо, словно через силу, проговорил куда-то в сторону, - Если честно, я всегда мечтал о сыне, но как-то не довелось… А ты… Ты такой, как надо.
Кузнецов тяжело и обреченно вздохнул, будто несбывшаяся мечта о сыне по-особому терзала его сердце. Илья же подумал, что, пожалуй, не хотел бы быть его сыном. Бедная Аленка. Каково ей с таким папашей?
- Ты подумай, - прибавил Кузнецов, - Это ведь не только мне нужно.
- Хотите сказать, что это нужно мне?
- Сам смотри. Доказав верность Родине, ты искупишь позорный приговор отца.
Илья не нашелся, что ответить. В словах Кузнецова был резон, но сейчас Илья не мог правильно оценить этот совет, и потому промолчал.
Он дошли до небольшой развилки, за которой начинался сквер, а за ним еще пара кварталов и площадь. Кузнецов повернулся к Илье и сказал:
- Оставляю тебя с просьбой. Если ты хоть что-нибудь услышишь об этом деле, позвони мне. Звони в любое время. Можешь даже прийти домой, если что-то важное. Договорились? Ну вот и славно. Мы пришли.
- Как пришли? Но до площади еще далеко.
- С чего ты взял, что мне надо на площадь?
Тут из-за поворота вывернул черный автомобиль и остановился прямо перед ними. Кузнецов кивнул Илье на прощание, и, не говоря ни слова, сел в машину и захлопнул дверь. Машина тронулась, обдав стоящего на тротуаре Илью клубом пахучего бензинового выхлопа.
Когда черный автомобиль скрылся из вида, Илья поправил на плече сумку и повернул назад.
* Я знаю, что Московский уголовный розыск — не КГБ. Но ведь и год на дворе всего лишь 1947, так что до 1963-го наши герои еще сто раз успеют поменять место работы. В конечном счете, и милиция, и ГБ — суть подразделения НКВД.